Марина Звягинцева

Марина Звягинцева – российский современный художник, яркий представитель паблик-арта, куратор и новатор. Её визитная карточка – авторская техника «биотипия», или живопись на движущейся воде, с помощью которой она фиксирует текучесть времени и эмоций. Главная миссия Марины – преодолевать культурный вакуум, выходя с искусством из галерей в публичное пространство, вовлекая жителей городов в диалог и делая современное искусство ближе и понятнее каждому.

Вместе с городом: о партиципаторном искусстве и взаимодействии с аудиторией

Марина, ваша визитная карточка как художника – «биотипия», живопись на движущейся воде. Как появилась идея перформативной техники?

У моей техники есть два родителя. Мама – монотипия – техника XVII века, которая применялась для титульных листов. У этой техники есть свои ограничения – она не работает в масштабах, объеме. Я как уличный художник, конечно, искала способы перенесения монотипии на объем, большие пространства и улицу. Папа биотипии – уличное искусство, оно позволило найти современные подходы. Надо сказать, что я использую не просто стоячую воду, но и текущую, благодаря чему передается движение, особенно при создании объемных предметов. Движение воды передается динамично. Биотипия – техника, которая позволяет поймать движение. Я много управляю природной стихией – водой. Нельзя сказать, что мне удается полностью управлять текущим потоком, но, тем не менее, получается задавать ему направление, движение. Появилась управляемость хаосом. Я использую разные краски – автомобильные, керамические, многие другие, а также грунты. У меня много ноу-хау.

В своих работах вы исследуете природу эмоций и социальные взаимоотношения. Какие идеи вы стремитесь донести до зрителя через картины?

Часто я работаю для неподготовленного зрителя, простого прохожего, поэтому моя задача – его зацепить, вызвать эмоциональный отклик. У человека, идущего по улице, свои дела. Здесь и сейчас его не интересуют художественные произведения, он не в выставочном зале, у него свои задачи, определенная схема «дом – работа». Моя задача – выбить человека из привычной атмосферы и показать, что есть что-то большее, дать понять, что искусство – это некий мостик, который поднимает человека над обыденностью. Люди часто не понимают своих эмоций. Ведь эмоции не имеют ни вкуса, ни цвета, ни запаха. Моя задача как художника – сделать энергию видимой, придать ей некую форму, цвет, физическое выражение. Тогда человеку становится понятно, как может выглядеть депрессия, радость, и он начинает искать в себе, насколько ему это откликается. Паблик-арт, да и вообще искусство, в первую очередь, про взаимоотношения. Важно, как они строятся, переплетаются. Взаимоотношения – это тоже неуловимая энергия, неуловимое чувство, хочется понять, как они устроены. Мне кажется, это тоже задача художника – показать, как можно взаимодействовать не только с искусством, но и друг с другом. Есть такая болезнь – алекситимия, когда человек не понимает своих эмоций, не чувствует их. В какой-то степени мы все понимаем, что у нас есть неуловимые переживания, но мы их не можем ухватить за хвост. Благодаря визуализации наших эмоций, мне кажется, это возможно. Эмоции – текучая среда, поэтому биотипия как нельзя больше подходит к их выражению.

Интересна ваша новая серия работ «Ускользающий сон» о трансформации представлений о сновидениях. Какие идеи или чувства вы хотите передать зрителю через эти работы?

Эта серия, с одной стороны, возникла случайно, с другой, как оказалось, у меня есть работы двадцатилетней давности, которые так и называются «Ускользающий сон». Тема сна триггерит любого человека, всем близка и бессонница, и крепкий сон. Сон близок художникам. Ведь что такое искусство? Это дверь в наше подсознание, как и сон. Когда мы спим, то все пережитые нами эмоции приобретают некую форму сновидений. Искусство тоже пытается поймать эмоции и придать им форму. Серия работ «Ускользающий сон» о том, что мы пытаемся уловить неуловимое – сновидения или эмоции. Серия работ оказалась востребованной. Сейчас она даже демонстрируется в таком, казалось бы, неподходящем для искусства месте как крупном магазине товаров для здорового сна. После этого хедлайнерская инсталляция с гигантской подушкой и маской для сна поедет в «Зарядье». Серия, я думаю, будет развиваться, так как она цепляет каждого человека.

Тема оказалась близка резидентам общественных пространств из Твери и Москвы. Как наладили с ними взаимодействие, и к каким результатам оно привело?

На самом деле это не столько тема ускользающего сна, сколько сам паблик-арт, который заточен под необходимость преобразовывать общественные пространства. В Твери ко мне обратился завод «ДКС», который производит детали скрытой проводки. Владельцам хотелось сделать видимой свою продукцию, и они обратились ко мне, чтобы я как художник, который работает с разными материалами, попыталась сделать из их продукции арт-объект. Так получился огромный кроссворд из направляющих, по которым идут скрытые в стене кабеля. Я сделала их видимыми, мы покрасили их в красный цвет. В этот кроссворд вписаны слова, отражающие ценности завода. Слова подбирали сами сотрудники и благодаря этому они воспринимают себя соавторами проекта. На фасаде норильской библиотеки по трубам «Вечной теплоты» бегут строки из произведений местных поэтов и писателей. Их также подбирали сотрудники библиотеки. Интересно, что, когда приходишь на чью-то территорию, где не сильно ждут искусство и не понимают, для чего оно нужно, и «подключаешь» к проекту людей, они постепенно начинают относиться к нему как к своему, родному. Так, например, сотрудники библиотеки поначалу не понимали, для чего им какие-то трубы и батареи, но затем сами искали цитаты, учились управлять инсталляцией и даже отправили арт-объект на литературную премию и выиграли. Врачам Морозовской детской городской клинической больницы тоже необходимо было буквально пожить полгода с арт-объектами. Только после того, как они поняли, что инсталляции включают детей в некую игру (здесь везде много игрушек!), благодаря чему уровень шума и капризов снижается, стали просить добавить искусство в другие отделения. Взаимодействовать с заказчиками непросто. Ты приходишь к людям и доказываешь им, что паблик-арт – это инструмент преобразования. Обычно меня приглашают те, кто хочет перепрошить пространство, и затем они же уговаривают своих коллег, объясняют, почему это важно и востребовано. Так было в Высшей Школе Экономики. Во дворе, который выглядел как заброшенный склад, нужно было сделать креативную площадку для студентов. Прошло много времени с 2013 года, но «МедиаДвор» до сих пор «работает». В Туле, кстати, было проще всего – здесь я занималась преобразованием открытого двора музея. Здесь сотрудники подготовленные, понимают, как работает искусство. Также легко было и в проекте «Ускользающий сон» я создавала вместе со студентами-дизайнерами творческого вуза ИГУМО. Я раздала каждому по подушке и попросила сделать из них арт-объекты. Студенты с большим удовольствием включились в работу. Еще у меня был один парципаторный проект в 2020 году в поселке Григорчиково. Он был создан во время пандемии и позволил людям «объединиться» на изоляции с помощью искусства. Поэтому он так и называется – «Вместе». Я раздала людям пазлы и попросила нарисовать все, что они захотят. Никто в поселке рисовать не умеет, но пазл люди восприняли не как чистый холст, а как игровое пространство. Моей задачей, как художника, было собрать все пазлы в единое панно на общественном заборе. На протяжении пяти лет я каждое лето замечаю, что добавились один-два пазла. Проект продолжает жить своей, самостоятельной жизнью. Чтобы сделать шаг в новое пространство, нужны две вещи. Во-первых, сайтспецифичность – нужно вписаться именно в это пространство и подогнать проект именно под него. Во-вторых, парципаторность – когда ты в процесс включаешь людей.

Большое внимание вы уделяете взаимодействию человека с городской средой. Какие особенности вы замечаете, на чем делаете акцент?

Я живу в спальном районе. Беда всех жителей спальных районов в том, что мы чувствуем себя оторванными от центров культуры, думаем, что живем на окраине. К нам никто не едет. Моя задача была в том, чтобы перевернуть трафик и показать, что спальный район – место для жизни. Раньше в спальных районах не была предусмотрена культура. Это сейчас здесь стали появляться выставочные залы, галереи. Пятнадцать лет назад это было новое слово в искусстве. Я вышла на улицу случайно, у меня был такой посыл, но, когда увидела реакцию публики, поняла ради чего работаю. В выставочные залы, как правило, ходит одна и та же публика, которая увлекается искусством, пишет об искусстве, опять же художники. Это небольшая часть жителей города. Поскольку я занимаюсь современным искусством, я бы хотела, чтобы мои современники знали, что это такое. Когда чиновникам говоришь, что будешь делать выставку современного искусства на улице, они спрашивают: «Вы что, будете голыми бегать?». У многих сохраняется представление о том, что современное искусство – это или эпатаж, или что-то непонятное. Мне хотелось поломать это ощущение. Паблик-арт – тот инструмент, который позволяет расширить аудиторию. Когда я увидела, что через проект «Спальный район» идет огромное количество людей, а многие специально приезжают в выходные, садятся на каждую кровать и фотографируются, это вызывало нереальные эмоции. Когда люди, далекие от искусства, пытаются его понять, начинают интересоваться, это большой стимул для художника. Также это освоение новых территорий. Например, проект «Water линия» на подземной парковке в «Зарядье» – это история про природу, которая проросла через бетон. Я думаю, что со временем на многих парковках появятся интересные арт-высказывания. Казалось бы, территория совсем против искусства – трубы, серое пространство, огромное количество ограничений – но тебе надо в них вписаться, высказаться так, чтобы не поломать структуру. Это очень интересная задача – вписаться в неожиданное, непонятное. Паблик-арт сегодня бешено развивается. Когда я начинала, художников вроде меня приглашали в маргинальные, неосвоенные территории. Сейчас застройщики делают благоустроенные дворы, но они все похожи друг на друга. Им нужно добавить эмоций и самоидентификации с помощью искусства. Паблик-арт, мне кажется, бесконечен. Общественные пространства разные, задач – огромное количество, и они не похожи друг на друга. Каждый раз ты ищешь новое решение, новое высказывание, при этом не изменяя себе. Это очень интересно.

Вот уже 15 лет вы развиваете паблик-арт-программу «Спальный район»: в общественных местах создано более 50 инсталляций. Благодаря или вопреки чему решились на такой масштабный проект, и что он вам дает кроме опыта?

Что для вас важнее всего при создании инсталляций – идея, техника или взаимодействие с публикой?

Паблик-арт – тот инструмент, который позволяет расширить аудиторию. Когда я увидела, что через проект «Спальный район» идет огромное количество людей, а многие специально приезжают в выходные, садятся на каждую кровать и фотографируются, это вызывало нереальные эмоции. Когда люди, далекие от искусства, пытаются его понять, начинают интересоваться, это большой стимул для художника.

Ваши работы экспонировались в Дарвиновском музее и парке «Зарядье». Расскажите, как готовились к выставкам?

Я обычно работаю проектно. Собирала, например, «Ускользающий сон», также у меня была «Эмоциональная навигация» в галерее «Здесь на Таганке». Человек двигался от одной картины к другой, и каждая картина была про определенную эмоцию – от негатива к позитиву. В Дарвиновском музее у меня были представлены оригинальные цветы из спиннеров, это история про сконструированную природу, она сначала проросла в «Зарядье» – здесь сотрудники попросили сделать знак, который бы обозначал, что в этом месте идут работы. Поскольку я видела, что спиннеры у многих популярны, я сделала огромный букет, который выставлялся в Дарвиновском музее. Насколько я помню, объект выставляли на крыше. В прошлом году эта история как полномасштабная выставка «Эмоциональный полив» перекочевала в сад Бенуа в Санкт-Петербурге, а летом 2025 года на постоянное место – на бульвар Белых ночей в один из жилых комплексов в Ленинградской области. Много делаю выставочных проектов как отдельные высказывания. Сразу после пандемии я создала проект «Запертые чувства». Из 700-метрового зала «Оливье» на ЦТИ «Фабрика» я создала «квартиру» с коридором, кухней, ванной. На кухне стоял холодильник, в котором были «замороженные эмоции» – упаковки из-под продуктов с надписями «грусть», «эйфория», «гнев». В гостиной стоял трехметровый стул напротив телевизора, который вещал про эмоции. В спальне были кровати, похожие на волны. Это была огромная квартира, в которой мы проживали изоляцию. Люди заново погружались в эмоции, заново их проживали и отпускали. На улице много ограничений, связанных и с климатом, и с хозяйственными службами. Копать нельзя – трубы проходят. Сюда нельзя – пожарная машина должна проехать. Это не трогай – помойка должна развернуться. А в зале – комфортная обстановка, и сделать проект в таком пространстве цельным гораздо проще. В зале можно использовать и медиаинсталляции, и световые истории, и аудиоинсталляции, которые на улице раздражали бы жителей района.

Вы – трижды лауреат диплома Special Mention международной премии GOLDEN TREZZINI AWARD 2022/2023, призер международной премии ADD AWARDS 2023. Что значит для вас признание, и как опыт участия влияет на развитие вашего творчества и профессиональной деятельности?

Когда ты приходишь в незнакомое место договариваться о паблик-арте, то у тебя есть дополнительный козырь – признание. Каждый раз ты приходишь к неподготовленному зрителю, чиновнику, который мало что знает об искусстве, и когда он видит награды, толщину портфолио, становится проще договариваться о следующем шаге. К сожалению, в паблик-арте в России нет отдельных премий. Поэтому у меня есть премии фестиваля нового дизайна «СРЕДА», также премии про интерьеры и городское пространство. Я стараюсь свои объекты подавать в разные премии для того, чтобы люди знали, что паблик-арт существует. Сейчас я нахожусь в жюри премии WOW AWARDS, и в этом году паблик-арт выделили в отдельную номинацию. Заявки подали достаточное количество художников, которые делают проекты на улице. Когда я начинала, паблик-арт была никому неизвестная территория, хотя на западе чуть ли не в каждом городе стоял арт-объект. У нас же существовал разрыв между монументальным искусством советского периода и паблик-артом. К последнему люди поначалу относились напряженно. Понятно, что сейчас поставь бронзовый памятник, на него никто не отреагирует, потому что это материал прошлого века. И любая скульптура, даже если она выглядит современной, но сделана из несовременных материалов, воспринимается как некий архаизм. Паблик-арт говорит на современном языке. Чтобы его продвигать, нужны премии. Сейчас они в нашей стране стали прорастать. К паблик-арту есть большой интерес. Паблик-арт – это тяжелая работа. Ты работаешь не только с художественными смыслами. Ты должен еще балансировать между хозяйственными службами, чиновниками, жителями, и это должно быть в балансе. Это достаточно сложное искусство, которое нелегко продвигать. Премии для меня – это возможность двигаться вперед более интенсивно и убедительно.

Вы всегда открыты новым проектам. Что планируете реализовать в ближайшее время?

Идей много. Моя новая паблик-арт работа «Влечение» будет представлена на выставке «Паблик-арт. Искусство в общественных пространствах России» в Русском доме в Берлине. Это масштабная выставка про российское уличное искусство последних десяти лет под кураторством Анны Малик-Короленковой и Романа Ермакова, и она будет экспонироваться до лета 2026 года. Интересно работать со студентами. Поскольку паблик-арт развивается, многие вузы, где преподают дизайн, искусство, начинают смотреть в эту сторону. И плюс меня зовут работать с девелоперами. Есть еще один большой минус в паблик-арте – все крайне медленно согласовывается. Говорят, что в паблик-арте есть две проблемы – согласование и бюджет. Сейчас некоторые идеи проходят стадии согласования, думаю, что к весне буду делать какой-нибудь паблик-арт. У меня есть проект со школой «Класс-Центр», я очень его люблю. Мы рабочую документацию для размещения инсталляции на фасаде общеобразовательной школы согласовывали четыре года. Он был реализован в 2020 году, когда школы были закрыты. Ученики увидели проект 1 сентября, когда вновь пришли в школу. Есть проекты, в которых надо набраться терпения и ждать, потому что паблик-арт – это большая неповоротливая машина.

Как ваше творчество взаимодействует с современными тенденциями в паблик-арте и современном искусстве в целом?

Паблик-арт сегодня бешено развивается. Когда я начинала, художников вроде меня приглашали в маргинальные, неосвоенные территории. Сейчас застройщики делают благоустроенные дворы, но они все похожи друг на друга. Им нужно добавить эмоций и самоидентификации с помощью искусства. Паблик-арт, мне кажется, бесконечен. Общественные пространства разные, задач – огромное количество, и они не похожи друг на друга. Каждый раз ты ищешь новое решение, новое высказывание, при этом не изменяя себе. Это очень интересно.

Что можете посоветовать паблик-арт художникам, которые делают первые шаги в искусстве?

Надо помнить, что у паблик-арта есть свои законы – это сайтспецифичность и парципаторность. Парципаторность не является обязательной, но сайтспецифичность – это мастхэв. Если человек хочет, чтобы его проект был воспринят адекватно, ему надо вписаться в пространство, которое ему предлагают. Нельзя взять объект из выставочного зала и просто перенести его на улицу. Нужно, чтобы объект был вписан в тот контекст и те задачи, которое диктует пространство. Это важно, и об этом надо помнить. Я прекрасно понимаю, что есть огромное количество сложностей и ограничений, но их не надо бояться, потому что с каждым годом город становится все лояльнее к паблик-арту. Сейчас паблик-арт переживает бум, на улицы стало выходить гораздо легче, чем 15 лет назад, но выходить надо с качественным паблик-артом. Не надо делать арт-высказывание, которое будет совершенно непонятно. В паблик-арте есть еще один закон – когнитивного диссонанса. Ты должен зацепить зрителя чем-то понятным, но при этом в непонятном контексте или ракурсе. Если ты сделаешь непонятное высказывание, люди просто пройдут мимо. Если понятное, тоже пройдут мимо. Искусство на улице должно говорить со зрителями на языке, который способен зацепить зрителя и заставить его остановиться и задуматься.